Автор: Катя Ксавьер
Бета: не было, и она нужна
Рейтинг: R
Жанр: Прозаическое повествование, присутствует Romance как часть сюжетной линии
Размер: миди, 8026 слов
Предупреждения: 1. Идея религии, вокруг которой крутится рассказ, принадлежит Масаши Кишимото. Остальное все – персонажи, ситуация, линия – придумано мною.
2. Рассказ написан так, будто он является частью чего-то целого, поэтому много деталей опущено (биография, предыстории, разъяснения кто есть кто). Возможно, так и будет, потому что дописав конец, написала продолжение, которое здесь выкладывать не буду.
3. В тексте есть пять матерных слов, из них два выражения на итальянском.
От автора: Если честно, я не знаю, как это можно назвать или охарактеризовать. Идея этого рассказа родилась в рамках флешмоба «Месяц писательской активности», и было это год назад. Начало рассказа было положено, но флешмоб умер, и, соответственно, написание остановилось. Не знаю, почему только год спустя во мне появились силы дописать это, но я очень рада.
Отдельно хочу сказать, что мне не нравится использовать чужие идеи и плясать от них в рассказах, но эта религия настолько меня поразила, что я не смогла перестать о ней думать. Здесь я выразила свое виденье. Вот и результат.
Я буду очень благодарна, если вы найдете силы и время прочитать это.
читать дальше ~18 страниц текстаДень, когда я, наконец, встретил ее после долгой разлуки, был некстати пасмурным.
Грязно-серые, клубившиеся тучи заполоняли все обозримое небо, не проливая ни капли дождя и не пропуская ни один солнечный луч. А ветер и вовсе был теплым и еле ощутимым. Замедленная съемка, замирание - любое бы сравнение бы подошло, ведь даже люди куда-то попропадали.
"Затишье перед бурей!" - я упорно гнал эту фразу из головы, но до тех пор, пока не увидел ее заголовком на одной из газет в киоске. Кроме такой неопределенной погоды я не любил две вещи: свое шестое чувство, подкидывающее такие фразы, и знаки, которые их подтверждали. Единственный знак, которому бы я обрадовался, говорил бы "эй, а разбей-ка головой ту бетонную стену, и ты забудешь про нас навсегда".
Знаков я перевидал миллион, а такого, конечно, так и не встретил. Что они, что жизнь, любят надо мной поиздеваться.
Пока я развлекал себя сетованием на всякие мелочи, она успела подкрасться ко мне сзади и молча сверлила взглядом мой затылок. А вот и третья вещь, которую я не любил - когда на меня пялятся, а я не в курсе. С кем не бывает? Так бы и стояли, наверное, еще долго, только ветер услужливо донес до меня аромат ее духов и... улыбку. Не знаю, возможно ли такое, но я просто почувствовал ее - кожей, рожей, шестым этим чувством, как хотите. Снисходительный изгиб губ, придающий им вид усмешки, мгновенно всплыл в моей памяти, и я поспешил обернуться. И это было как раз первым, что я увидел. Усмешка почти сразу же превратилась в открытую улыбку, которая без особых усилий выветрила из моей головы возможные ругательства и заготовленную речь.
- Ты опоздала и овца.
Да, это все, что я мог сказать ей, после почти полугодовой разлуки. За эти полгода Навна почти не изменилась. Стала чуть бледнее, чуть поправилась - не сказать бы ей об этом - чуть ожила, и, кажется, стала чуть мягче. При взгляде на ее лицо мое сердце дрогнуло так, словно с него гора льда свалилась. Чаровница. Для сегодняшней встречи, теоретически официальной, она оделась слишком уж лаконично: шлепки, синие джинсы и белая рубашка без рукавов и с поднятым воротником. Впрочем, я был уверен, что она будет выглядеть прекрасней всех девушек, что соберутся там. Пряди цвета молочного шоколада растрепанно обрамляли ее хорошенькую мордашку и спадали на глаза, мешая их рассмотреть - а это мне было нужнее всего.
- Только что это меняет? - отозвалась она и рассмеялась. - Отставить боевую стойку, а то опоздаем оба.
Она сделала шаг навстречу, а я, не удержавшись, порывисто прижал ее к себе. Из ее тела ушла жесткость, она казалась мягкой и податливой. И пахла как весенний день. Последний раз, когда мне доводилось прижимать ее к себе, она пахла кровью, чужой смертью и азоном.
***
Почти полгода назад она отказалась от своей веры. Ушла из религии, которая стала ей смыслом жизни. И сразу же закрылась: дома на все замки, в душе ото всех. Я, кажется, в момент ее решения испытал самое большое из возможных счастий в жизни. А после дрожал под дверями ее дома и практически сходил с ума от страха и беспокойства, слушая ее крики от ломки. Эта религия уходила из нее болезненно и тяжело. Я никогда в нее не верил, но слыша те стоны и вопли, наполненные болью и отчаянием, готов был не сомневаться в существовании ее Бога. Несколько суток таких мучений спустя, я вновь пришел к ней, и едва поднес руку к звонку, как услышал через дверь глухое "домой иди. Я в норме". Пришлось поверить, ибо больше ни единого слова, ни единого звука мне не выделили.
Конечно, про "в норме" было сказано для отмазки. Еще долгое время от нее не было ни слуху, ни духу, а затем она появилась онлайн в наших интернет-просторах. Разговаривала сухо, скупо, неохотно, иногда вовсе не отвечала и пропадала. Из дома не выходила, а если и было такое - никто этого не видел. Полгода она была в заточении и давала от ворот поворот всем тем, кто пытался к ней придти. Мой набор медикаментов и колюще-режущих предметов для лечения вырос вдвое – я уговаривал себя, что это просто полезно его расширить, но понимал, что просто готовлюсь придти по ее зову.
Правду говорят люди. Пока Навна шарилась по городу, убивала людей, распевала молитвы в особо секретных местах, мне было практически поровну. Не считая лютой злости и раздражения. А теперь, когда она не мозолила мне глаза и, возможно, умирала, я весь извелся. Мои ведения стали редкими, серыми и нейтральными, и как ни глянь, это было хреновым знаком. Я не связывал это с моим эмоциональным состоянием, скорее, начал ждать бури. Но она не шла.
В конце пятого месяца меня разбудил телефонный звонок в пятом часу утра.
- Привет, - это была Навна, и голос у нее был совершенно обычный. - Ну, ты вот только ничего не подумай, но как можно остановить артериальное кровотечение?
- Чего, бляяять?! – сказать, что я подскочил в собственной постели, это ничего не сказать. Я подпрыгнул вместе с ней и стал метаться, заблудившись в одеяле. На том конце провода беззастенчиво заржали.
- Да тише, тише, мне нужен был твой трезвый ум. Скажи, как сквозную рану на руке от ножа… Вылечить?
Я хотел поматериться вместо вступительного слова, но не стал и просто объяснил все, что требуется.
- Ты понимаешь, что это значит? – спросила она после этого тихим голосом. – Понимаешь? Я перестала регенерировать.
Я понимал. Мы помолчали, и почти одновременно положили трубки.
Не было печали, называется – внезапно всплыл еще один друг детства. Я знал, что он связан с криминалом, но встреча, на которую он меня звал, была посвящена нашей дворовой дружбе. Были приглашены все те, с кем он, будучи мелким засранцем, гонял по деревьям и качался на качельках. Несмотря на наше разное настоящее, мне было бы приятно повспоминать прошлое, и я согласился. Навна тоже была приглашена, но у Влодека не было никаких ее контактов. Я взялся ее пригласить, а она согласилась так легко, будто не выпадала из жизни и не шугалась людей. И вот, мы, наконец, встретились.
***
Мы решили пройти пешком до крайней остановки, а там уже ехать на автобусе. Место встречи находилось за городом, в красивой даче-вилле.
- Удивлена, что Влодек выступил заводилой, да к тому же такой… Ностальгической встречи.
- Лично я думаю, что ему что-то надо, и он хочет поднять старые связи. Свои, поди, уже кончились.
- Ты злой.
- Я хренов реалист.
- Правильно говорить «хреновый».
Я хмыкнул, не решаясь спорить по этому поводу. Я реалист с медицинским образованием, который видит знаки и видения, а иногда паранормальную херь, в которую сам не верит. Такое бывает? Если бывает, что люди бегают по белому свету, убивают других людей, а сами не дохнут даже от огнестрела в голову, то да. Остаток пути прошел в милой светской болтовне, бессмысленной, но приятной. На вилле нас встретил предовольный Влодек со стаканом виски в одной руке и большой тарелкой с мясом в другой. За считанные полчаса мы все – восемь человек – собрались в на роскошной, ухоженной вилле, прямо как когда-то собирались во дворе, за старой сарайкой.
***
Автоматные очереди не прекращались. Поначалу, я уныло пытался рассчитать, сколько же их там может быть, но известка и осколки стекла, беспрестанно на меня сыплющиеся, категорически мешали думать.
- Вооот те на!.. – Хейк, не переставая заглушать стресс раритетным хозяйским виски, сосредоточенно глядел в одну точку, прислушиваясь. - Да их же там без малого пятнадцать!
Я поверил ему на слово – он был гением, и даже будучи пьяным мог все рассчитать до мельчайших подробностей. Спрашивать же, по какой формуле, я не захотел.
- Влодек, все же, оказался мудаком, - тоскливо сообщил я сжавшейся в комок рядом со мной Навне.
- Я одного понять не могу: ты это предвидеть не мог?! – отбила она мою нападку, рискнув распрямиться и гневно посверкать глазами.
Я закатил глаза, изображая капризную предсказательницу. Последнее мое видение было туманным в прямом и переносном смысле слова: поляна, серый туман, девушки в серых платьях, сидящие кругом и что-то вяжущие на спицах разной длинны. Вот как это могло быть связано с вооруженным налетом на загородную виллу? Когда стрельба прекращалась, на улице орали про поджог и просили Влодека добровольно сдаться. Где-то в другой части дома Марк злым голосом советовал ему то же самое и грозился выкинуть его самостоятельно, если он собой не пожертвует ради «любимых старых друзей». Влодек хранил молчание, а возможно уже улепетывал, в очередной раз чудом ускользнув.
- Они приближаются к дому, - шепотом отрапортовала Алиса, успевшая во время затишья подползти к окну и бесстрашно выглянуть.
- Я знаю, что все сейчас думают о смерти, - подал голос Хейк. – Но, если эти террористы не будут ходить всей толпой в каждую комнату, мы вполне сможем выжить.
- Угу. Алкоголик, секретарша, язычница и медик. Да перед нами враги просто расступятся, - мой сарказм больше всего задел девушек, в мгновение надувшихся, как кобры перед броском. – А где-то еще в доме механик с учительницей так же жмутся по углам, как мы. Единственные шансы на спасение есть у Рикардо, потому что он охотник, и у Влодека, потому что он скользкая сволочь.
- Хорошо, - покладисто согласился алкоголик. – Давай сидеть и ничего не делать.
Все замолчали, не соглашаясь с таким планом, но удачно его выполняя.
У меня всегда была хорошая самооценка, но сейчас я чувствовал себя паршивым, беспомощным щенком. Я, весь такой из себя, медик, медиум и молодой здоровый парень - кто я был против этой кучи мужиков с оружием? Никто. А, нет. Заложник, мясо, будущий труп. Кто угодно, но не человек, который спасет друзей и защитит люби... Дорог...
Я посмотрел на Навну. Она нервно кусала губы, прислушиваясь к звукам снаружи.
Ладно, не безразличную мне девушку.
- Знаете, чего я хочу? - прервала мои уничижительные раздумья Алиса. - Чтобы Рик нашел оружие и убил всех.
- Влодека тоже, - недобро ухмыльнулась Навна.
- И пожрать принес.
- Гордон!
- И выпить.
- Хейк!
- Нет у вас чувства юмора, женщины.
Раздался треск выбитой двери, и оное пропало и у нас, мужиков.
***
Меня лупили прикладами и пинали так, будто я был родным братом Влодека и только из большой любви не выдавал его местоположение. Хейк, если бы был в сознании, порадовался бы – из было действительно пятнадцать. И ему, и Марку тоже досталось не хило, но один я догадался ляпнуть что-то обидное, за что и получал. Прим, которую нашли в спальне Влодека, посчитали любовницей, и замучили до бессознательного состояния. Ее приволокли за шею и швырнули, как куклу. Не знаю, как и чем они ее истязали, но уже на протяжении бесконечного получаса она лежала без движения лицом в пол в совершенно неудобном положении и, надеюсь, все же дышала. Я примерил на нее уже все диагнозы, которые знал, пока меня избивали за данные, которых я не знал. Спросили бы лучше, как оказать ей первую помощь, я бы соловьем заливался. Оставшихся девчонок растащили по разным углам, чтоб не искали друг у друга поддержки. Они и без этого держались молодцами: не кричали, не молили о пощаде, не вступали с бандитами в диалоги. Алиса выглядела так, будто сидела на очередной конференции, но вот на Навну смотреть было страшно и больно.
Она тряслась, смотрела перед собой осоловевшим взглядом и беспрестанно царапала свои руки. Я догадывался, о чем она думает, и мне самому плохело. Только неделю назад она поделилась со мной тем, что потеряла свое бессмертие. Что она теперь уязвима ровно так же, как все люди, и ей уже не так нравится получать ранения, испытывать боль. Какого это, когда полгода назад ты мог ходить с ломом, торчащим из брюха, а сейчас – одно лишнее движение и тебе прострелят голову без возможности воскреснуть? За этим вопросом меня настиг другой, страшнее, чем все эти мордовороты с пушками: а что, если она опять начнет звать своего Бога? Я еще раз оглядел ее. Борется. Нет, она борется. Я помню те крики, на которые она исходила, когда была в завязке, и вот так вот просто срываться не станет. Надо признать, что я просто хотел в это верить, нежели верил в то, что она не сорвется.
У бандитов заметно испортилось настроение, когда они поняли, что мы им не товарищи, и про Влодека им без специальных колюще-режущих предметов ничего не узнать. Но таких предметов не было, и наша ценность резко упала. Первым, на кого показало дуло автомата, оказалась Прим. Я не верил в гуманность людей, чьи приклады в крови по самый целик, и потому подумал, что стрелять будут не чтоб не мучилась, а чтобы Влодеку досадить. Мол, мы твою телку завалили, пока ты зад свой прятал, живи с этим. Только количество вот таких вот телок, думаю, уже тянет на маленькое кладбище, и он живет с этим лучше нас всех здесь собравшихся.
- Я… Я знаю, где он! – раздался искаженный истерическими нотками голос Рикардо откуда-то из глубины дома. – Знаю! Но скажу, если вы сохраните мне жизнь!
Я не поверил ушам, и оказался в этом не одинок – бандиты попереглядывались и молча послали одного бойца на проверку. На лицах моих друзей, которые пребывали в сознании, было замешательство, и только одна Алиса криво улыбалась, кивая головой с выражением «вот вам, сукам-мразям, и пришел пиздец». И ведь она была права. Пара автоматных очередей, пара вскриков и громкий треск поставили всех в известность о том, что совершен акт обмана, типичного в голливудском кино. Судя по нависшей тишине, бандитов теперь стало четырнадцать. Трое сорвались с места и понеслись туда, откуда орал Рик, еще трое пошли в обход. Если честно, несмотря на свое избитое, и наше плачевное в общем состояние, мне хотелось их всех переключить, как канал. Я не любил боевики, и быть участником одного из них мне совершенно остопротивело.
- Кончай их, - велел один из бандитов, который, видимо, был солидарен со мной в ощущениях.
Второй повернулся к Прим и только прицелился, как Навна одним прыжком оказалась между ними стала орать дурным голосом что-то проникновенное о том, что нельзя убивать раненных девушек в бессознательном состоянии. Я был настолько от этого в шоке, что забыл вдохнуть, когда следовало. Дурная, дурная баба. Я ее никогда не пойму. Как бессмертная, так режет всех подряд, от пуль убегает, а теперь что?! И бессмертие потеряла, и мозги, видимо. Мужик-палач не стал привередничать. И даже говорить что-то. Он просто сделал три одиночных выстрела, дырявя ее грудную клетку. Моя Навна завалилась на бок, не закрыв глаза, не успев сменить гримасу удивления на гримасу боли. Умерла. Я оглох, ослеп и похолодел, как никогда еще в жизни.
На втором этаже грохнула перестрелка, прервав нашу казнь. Это было безумно не вовремя, я хотел смерти так сильно, что готов был просить. Я хотел быть первым в этой очереди за смертью, но был так занят разглядыванием того, что с секунду назад было живой девушкой, что не смог ничего сказать. Еще несколько людей покинуло комнату, а я получил прикладом по шее и встретился лицом с полом. Боль пришла запоздало, как и осознание того, что удар мне выдали за попытку приблизиться к Навне. Как жаль, что меня, унылую скотину, прошиб сильнейший поток эмоций только тогда, когда умерла дорогая мне девушка. Теперь я не запинался, когда думал про нее так, но было уже слишком поздно. Когда слезы начали резать мне глаза, кто-то, опять же, едва ли гуманный, вырубил меня.
***
Следующее свое пробуждение я считаю одним из самых кошмарных в своей жизни, и оно занимает почетное первое место в этом списке.
В сознание я приходил долго, словно его сцеживали в меня, как сцеживают зубную пасту из кончившегося еще вчера тюбика. Друзей не было, врагов – тоже. Смутно доносились шумы, которые при нормальном состоянии показались бы мне слишком громкими. Вначале я был не в состоянии их разобрать, а после уже просто не смог – мой мутный взгляд сфокусировался на Навне, и я повторно испытал желание умереть. Но не от горя. Сначала завращались ее открытые глаза, а потом рот, чуть приоткрытый до этого, распахнулся настолько, насколько мог. Ее как током ударило. Подлетев от пола, она забилась в конвульсиях, хватаясь за грудную клетку, завертелась на месте и через четыре оборота затихла. Слух по-прежнему подводил, но я видел, как жадно она дышит через рот, как садится на месте и смотрит на руки, испачканные собственной кровью, трогает грудь, нажимая на ранения. Ее лицо отражало сразу несколько эмоций, но ни одну я разобрать не мог. Честное слово, мне было настолько хреново, что я готов был все это признать глюками, отвернуться и забыться в следующей потере сознания. Даже повернуться попытался. Навна услышала это, подняла на меня глаза и словно в первый раз увидела мою избитую рожу. Я, было, испугался, что она потеряла память, но то, как она рванула ко мне, развеяло эту мысль. Другое дело, что добежать она до меня не смогла – схватилась за живот и согнулась едва ли не вчетверо. Я никак не мог разобрать ее телодвижений, пока она не распрямилась и не показала свое лицо. Ее тошнило! Сильнейшие рвотные порывы, по виду – очень болезненные. Промучившись так с две минуты, ее наконец вырвало. Из ее рта выпал кулон с длинной цепочкой, весь перемазанный склизкой дрянью – такой она носила, не снимая, с тех пор, как ее посвятили в религию. Несложный символ – треугольник в круге, но я его ненавидел как путанную пентаграмму, способную призвать Дьявола, существует он или нет.
- Не надо…- я хотел сказать целую лекцию, но сил в организме хватило только на эти два слова. – Нав.. На.. Не надо…
А она меня даже не слышала. Не разгибаясь, не меняя положения, она смотрела на этот кулон тяжелым взглядом. Что для меня, что для нее, мир сейчас замер так, будто никуда не торопился, и мы можем целую вечность провести в замешательстве. Исход был не в мою пользу. Уверенно, словно утром перед зеркалом, она подняла его, расправила и одела. Словом, умерла для меня безвозвратно второй раз за одни сутки. Это слишком.
С пола она поднялась уже совершенно другой. Ну, как другой? Той же, что уже однажды была. Жесткая, как сталь, и взгляд такой же, в нем жажда убивать и быть не убитой. На меня она даже не взглянула. Приложив этот чертов кругляшок, эту грязную железку, к своим губам, она прикрыла глаза и жарко стала шептать молитвы. Я решил, что хватит уже засорять собой пол, и стал предпринимать попытки подняться. Это у меня получалось гораздо хуже, чем у уже умершей девки с простреленной грудью, и потому было обидно. Первое, что я сделал, когда смог устоять на ногах – ломанулся (поплелся, будем честными) к ней и попытался отобрать кулон. Не раскрывая глаз, она вывернула мне руку и уткнула мордой в пол, с которого я так старательно и долго вставал.
- Пожалуйста, не надо лезть, - вот что она сказала мне, когда дочитала молитву. А потом убежала.
Я говорил, что не люблю боевики. Фильмы про зомби мне тоже резко перестали нравиться.
***
Die, die, die my darling
Don't utter a single word
Die, die, die my darling
Just shut your pretty eyes
I'll be seeing you again
I'll be seeing you in Hell
Don't utter a single word
Die, die, die my darling
Just shut your pretty eyes
I'll be seeing you again
I'll be seeing you in Hell
Metallica
***
Когда я всех перевязал, замазал йодом, зеленкой, оказал всю возможную медицинскую помощь, я уселся на диван рядом с Хейком и стал разделять с ним тяжесть бытия и початую бутылку коньяка. Алиса баюкала бледную, ослабевшую Прим, которая пришла в сознание и еще не сказала ни единого слова. Марк, только я завязал последний бинт, выматерил все, на чем свет стоит, сам свет и Влодека в частности, скупо, но искренне поблагодарил меня и сразу же свалил. На новенькой Влодековой машинке с предусмотрительно запачканными номерами. Навна и Рикардо, как два довольных охотой хищника, о чем-то недобро переговаривались, держа между собой дистанцию в четыре шага. Счет был 6:9 в пользу охотника, но Навна не расстраивалась, даже, я бы сказал, светилась энергией и самодовольством. Каждый раз, глядя на нее, я начинал считать дырки от пуль, но после цифры пять зло обрывал себя и уговаривал не маяться херней. Она была единственной, кому я помощь не предложил. Ее ядовитый смех, матерные вопли на весь дом еще стояли у меня в ушах и отбивали все желание общаться. Вообще, я давно не видел ее столь бешенной – слишком уж подолгу она убивала. Одного даже, предпоследнего, в лоскутки разорвала, уж не знаю, как и чем. А с последним, конечно, провела ритуал. Когда я увидел ее, чернокожую, с белыми полосами на теле, лежащей на полу, в центре нарисованного кровью символа и с ножом, воткнутым в грудь, мне понадобилось с минуту времени, чтобы придти в себя и сдержать желание этот нож пару раз провернуть.
Наговорившись и заключив пакт о ненападении, Рик и Навна подошли к нам. На повестке оставшегося дня был только один вопрос – что делать дальше? Все были удивительно единодушны во мнении, что лучше всего этот дом сжечь и разойтись по домам, пить какао и восстанавливать нервишки. Но спалить незаметно двухэтажную виллу с пятнадцатью трупами никак не получится, тем более, что заботливый Влодек разослал нам и электронные письма, и смс-ки, так что у следователей возникнет к нам очень много вопросов. Можно было просто уехать, но обстрелянная вилла, опять же, с трупами, обязательно привлечет к себе внимание. Провести двое суток, закапывая мертвых мужиков на выделенных сотках, никто не хотел.
- Я не хочу с этим возиться, и у меня есть предложение, - заявила Алиса и поднялась. – Есть возможность избавиться от трупов. А это злачное место мы сожжем.
- И как ж ты собралась эти тушки прятать? – скептически проворчал я, оглядывая ее с головы до ног. Пятьдесят килограмм с длинным, блондинистым хвостом против неподъемных мертвых мужиков при полном обмундировании. К тому же, кровоточащих.
- Думаешь, я на хорошую жизнь и фигуру насосала? Ошибаешься. Наша организация опыты на людях ставит. Подпольно. Пара звонков уберет это мясо.
Я присвистнул:
- Алиса, прекрасная моя, неужто мы тоже мясо? Или ты свидетелей не боишься?
- Дорогой мой, - ответила она мне в тон, подбоченившись и указывая пальцем в сторону Навны и Рикардо. – На моих и твоих глазах эти люди убили кучу народа, ползая по стенам и протыкая себя ножами. Ты вот как считаешь, после молока с огурцами клубнику мыть стоит, или уже по барабану?
Хейк шутку оценил и тут же выпил стопку за ее здоровье. Я выпил стопку за идею.
- Ну, чтобы загладить свое «ползанье по стенам», я могу похвастаться, что могу сделать поджог, идентичный пожару по техническим причинам, - заявил Рикардо, игриво улыбаясь Алисе.
Конец дня стал приобретать положительные краски.
- Жалко… - впервые подала голос Прим. – Вилла красивая очень.
Я замахал руками на тех, кто, было, хотел напомнить бедной девочке про резню. Хорошо хоть разговаривать начала.
- А еще здесь вкуснейшее пойло! – довольно улыбнулся Хейк, качнув бутылью в сторону Прим.
- Нет, спасибо. Я бы очень хотела выпить какао, если честно.
- Будет какао! – с готовностью подпрыгнул запойный гений, помогая Прим подняться и придерживая ее. - Пойдем, поищем его? На кухне точно есть. Эй, Алиса, твои мясовозы развезут нас по домам? Некоторым это надо, а некоторым надо вывезти отсюда партию коньячка до пожара.
- Развезут, конечно, - отмахнулась та, и, с секунду помолчав, добавила: - А я пару ваз себе возьму.
- Отлично! – оживилась Навна. – Значит, никто на меня косо не посмотрит, если я умыкну пару вещиц?
- Я забираю оружейный склад, - потер ладони Рикардо. Рожа у него была такая довольная, что я позавидовал, хоть и оружие мне никогда нужно не было.
- А я хочу картину с летним лесом, мне можно? – даже Прим подала голос с кухни.
- А я знаю, почему мы друзья, - тихо взвыл я, пряча лицо в ладонях и растягиваясь на освободившемся диване. – Не потому что мы через огонь, воду и мужиков с автоматами прошли, а потому что мы все меркантильные мародеры. И двинутые на голову. Можно я тогда заберу садового гнома?
- Аминь, - хмыкнула Алиса, отправляясь на поиски своего телефона. За ней комнату покинул Рикардо, и почти сразу Хейк пошел собирать свой «товар», оставив Прим варить напиток.
Мы остались вдвоем с Навной, и я даже знал почему.
- Гордон… Мне нужна твоя помощь.
Я не удостоил ее ответом, но стал громко думать, что ей, такой глубоко верующей, может и сам божок помочь.
- Я не собираюсь за это извиняться! – тут же вспылила она, видимо, услышав мои мысли. – Я не виновата! В смысле, я не нарочно! Я не звала Его, не молилась, даже не думала о Нем. Ты просто не понимаешь. С той минуты, как мне приставили дуло к голове, я только и думала о том, как бы не начать молиться. Я знала, что это может спасти мне жизнь, если Он просит меня, если примет обратно. Но у нас был шанс выжить без этого – я им пользовалась до последнего.
- Кто тебя, дуру, просил прыгать под пули, ммм? – каждое ее слово бесило меня все больше, я едва цедил слова. - В Раю место решила купить, пока торги открылись? Или думала, что эти козлы с нами в героев и злодеев играют?
- Значит, за убийцу меня держишь, да? Вроде как «воруй, убивай, круши, ломай», так что ли?
- Так.
- Не так! Не так все! Да, моя религия велит не оставлять в живых, но это касается противников, а не всех подряд.
Я молчал.
- Гордон, ну я же с тобой разговариваю.
- Пошла в задницу, мракобесина, - я не выдержал и вспылил. – Мне какое дело вообще до твоей религии? Ешь, молись, люби, только заткнись и свали куда-нибудь.
- Ах ты…
- Полгода!! Полгода ты мне мозг выносила! Орала как резаная у себя дома, по полу каталась, волосы на себе рвала. «Я бросаю своего Бога, я из религии ухожу!». Да ты, по ходу, на игле сидела, и ломка у тебя по дозе была. Не перебивай даже! Бессмертие она потеряла, как же. Раны у нее не залечиваются. А это все что такое только что было?
Она хотела поорать в ответ, но сдержалась и подождала, пока я сам орать перестану.
- В конце четвертого месяца воздержания я попала в аварию. Ехала в такси, водитель стал приставать, я дала ему отпор. Все это было в движении, поэтому мы во что-то влетели. Очнулась я в больнице, где улыбающиеся медсестры сказали, что я молодец и очень быстро вышла из комы, всего за три недели. Три недели! Так хреново я себя никогда не чувствовала. Но не в этом суть. Гордон, мне отрезали конечности, давили плитами, разбивали голову в кашу, но я ни разу, ни разу не попадала в кому. Я получала травмы, не совместимые с жизнью, и сознание теряла всего дважды, и то в бытовом русле. А тут – кома! Трехнедельная! Естественно, первая мысль была о «излечении». Я быстро пошла на поправку, и скоро меня выпустили. Первое, что я сделала, придя домой – проткнула руку насквозь ножом. Мягко выражаясь, мне это не понравилось. Чтобы опять не обращаться в больницу, я позвонила тебе, сбегала к знакомому лекарю. Рана заживала долго. И я поверила, что я избавилась от своей религии. Как я ликовала, тебе не понять. Я слышала истории, что некоторые не переживают такого, а я взяла и смогла. Стала обычной девочкой, мне не надо было убивать, чтобы жить, не надо было молиться, я не слышала чужого голоса в голове. Я была спокойна и счастлива. До сегодняшнего дня.
- И как ты это можешь объяснить?
Навна покосилась на меня, и по ее взгляду я понял, что ответ мне не понравится, и поэтому она не хочет его произносить. Я хотел еще укорить ее в том, что она мне не сказала про свою госпитализацию, но потом вспомнил одно видение, которое увидел как раз в то время, когда она лежала в больнице. Оно было про девушку, которая стоит на натянутом канате высоко-высоко над землей. Так высоко, что не разобрать, что там внизу. Ее тело было почти невесомым, но она с трудом могла устоять на этом канате – ее мотало то в одну, то в другую сторону. Она беспомощно смотрела то вниз, на далекую землю, то наверх, не то в темное небо, не то в высокий потолок. Тогда я не понял, почему мне снится цирк, и что такого в местных акробатках, но теперь я понял. Та девушка была Навной в коме: на границе между религией и ее отсутствием, еще не мертвая, но уже почти не живая. Между небом и землей. Откуда я мог догадаться?
- То есть, - я вздохнул и сел, глядя на нее. – Ты хочешь сказать, что из этой религии не уходят? Как болезнь?
- Я хочу сказать, что мой Бог меня воскресил!
- Да какой Бог, cazzo di merda! Твой Бог – это всего лишь мутация, которая тебе дохнуть не позволяет, и только-то. Остальное – внушение фанатиков, которое пришлось тебе по душе!
- Да как ты смеешь так разговаривать?!
В общем, далее слаженного диалога не вышло, зато бессмысленная и беспощадная перепалка с унижением оппонента развивалась очень легко и непринужденно.
- В конце концов, - я нашел в себе силы перейти с личностей на атаку по фактам. - Если бы ты не скаканула под дуло автомата, так бы и прожила остаток жизни, думая, что обычная смертная!
- Я вот сейчас что, должна сказать «Уу, ну да, точно», отмотать все назад и отсидеться в углу? Я не могла дать ему застрелить Прим, только не ее, она едва ли не больше нас всех жизни заслуживает!
- А мне казалось, ты больше разбираешься в тех, кому прогулы на кладбище ставят.
- Девочки, не ссорьтесь, - прервал нашу баталию Хейк, который, подперев дверной проем, уже минут десять слушал нас с кружкой какао в руке. – Ведете себя как маленькие. И если Навне можно вести себя, как маленькой девочке, то тебе вообще стыдно должно быть – ты же взрослый мужик.
Мне стало слегка стыдно, я не любил увлекаться недостойным поведением, и уж вообще ненавидел, когда меня на этом подлавливали.
- Ну, сделаем вид, что мы уже не хотим друг другу глаза выцарапать. Что ты предлагаешь?
- Предлагаю тебе ее заштопать, как она просит, а потом уже разбегаться по разным углам, брызжа слюной. А то переругаетесь, одна убежит и будет кровью истекать трое суток, пока соседей не затопит, а второй будет неделю маяться, что не оказал помощи. Советую вам обоим раздвинуть ягодицы, расслабиться и запихнуть свою гордость поглубже. Дома достанете, и будете носить, радоваться.
- Даром что бухаешь, Хейк, - поежился я, признавая его правоту. Я очень хотел, чтобы последнее слово было за мной, но оно и правда может стать вовсе самым последним.
- Гордон, пожалуйста, - Навна тоже, как пристыженная, усиленно теребила свои ногти, не отрывая от них взгляд. – У меня много ран на спине. Без тебя я их зашить не смогу, и они неровно зарастут…
В сложившийся ситуации это вполне могло сойти если не за персональное извинение, то, хотя бы, за мирный договор.
- Нам нужна комната почище, - подвел итог я и взял свой волшебный лекарский чемоданчик.
***
В мире существует множество печальных зрелищ, и вот одно из них – девичья хрупкая спинка с кучей ранений. Перед тем, как начать обрабатывать следующую рану, я горестно вздыхал, но вслух ничего не говорил. Навна тоже молчала, даже не шипела от боли, хотя, могу заверить, было отчего пошипеть. Смешно подумать: я лечу своего врага. Но с другой стороны, она лично никогда не была моим врагом. Да и «клан» ее, эти фанатики, тоже. Они не убивали мою семью, дорогих мне людей, не путались под ногами, не рушили мечты, не грозили миру. Я просто люто возненавидел их с первого дня «знакомства». Я всегда был толерантен, точнее, безразличен ко всем религиям, да и людям в принципе. Но когда я узнал о них, придурках, которые во славу своего божка крошат людей в капусту, проводят ритуалы… Я рассвирепел. Может быть, я был бы на малую долю спокойнее, если бы знал, что они убивают ради приношения жертвы. Это хотя бы логично. Но их религия просто запрещает оставлять в живых. Видите ли, не уважают они все, что меньше смерти. Готы взбесившиеся. Мне было интересно, почему они никого не боятся, в поле информации светятся всегда одни и те же лица, никто из них не сменяется, и еще никого из них не нашли убитым или растерзанным. Я жалею, что начал копаться в этой теме. Потому что когда я встретил свою подругу детства, озорницу и очаровашку, хорошистку и балерину, во главе отряда «Демонов Страха», мой шаблон треснул и разъехался в разные концы черепной коробки. В то время я, как дурак, стал прыгать на задних лапках вокруг нее и выпытывать ее секрет по старой дружбе и великому интересу, а она, как дура, мне все по этим же причинам и рассказала.
Я отрезал нитку и отогнал воспоминания. Совершенно не хотелось воскрешать в памяти тот период времени.
- Скажи, ты теперь… Вернешься к своим?
- Зачем ты опять начинаешь?
- Да нет, подожди. Правда. Неужели ты вернешься? Как раз тогда, когда у тебя только все стало получаться?
- По большому счету, Гордон, ничего так и не получилось. Не религия самообман, а попытка уйти от нее. Ты не поймешь, конечно, но это тот случай, когда ты ее не выбираешь. Это она выбрала тебя, ты – ее часть. Я попыталась уйти, Он мне позволил, и я так думаю, только для того, чтобы показать мне, как много я теряю.
- Ну что ты теряешь? Посмотри, если бы не этот stronzo, ты бы отлично провела время сегодня, и тебе бы не пришлось вечером бежать, искать жертву только потому что так надо.
- Давай не будем спорить, хорошо? О таких вещах не спорят, это выбор лично каждого. Мой Бог любит меня, и хочет, чтобы я оставалась на его стороне.
- А я разве нет?
Навна тяжело хмыкнула. Видимо, думала, что я сказанул лишнего. Лично я в этом был уверен на двести процентов, и думал, как бы по-джентельменски забрать слова назад. Но я не знал, как еще ей передать, что она мне дорога, что я не хочу, чтобы эта кровавая яма затягивала ее и дальше. Надо было что-то говорить.
- Видимо, на тебе сошелся свет клином. Я ненавижу всех твоих соратников, всю вашу шайку-лейку, но не могу не придти тебе на помощь. Я знаю, что я зашью тебя – а ты потом кого-нибудь распорешь. И не одного кого-нибудь. Но, даже если резня – твой выбор, я просто хочу, искренне хочу, чтобы ты просыпалась по утрам в теплой постели, чтобы в твое окно светило солнце, а завтрак ждал на столе. Чтобы вечером ты могла сесть и почитать книгу, или прогуляться по парку. Чтобы днем ты занималась делами, как все люди, но чтобы тебе это нравилось, и ты чувствовала себя в своей тарелке, счастливой. Я не хочу на тебе жениться, но мне было бы приятно заботиться о тебе. Потому что я хочу для тебя лучшей жизни. Не знаю почему. Знаешь, все-таки мы слишком давно друг друга знаем, чтобы между нами была любовь. Если она и существует, то в дружбе она меняет окрас и становится чем-то другим.
- Это, честно сказать, хуже, чем просто любовь. Разлюбить можно, но если ты любил друга, это двойная, ударная доза пиздеца.
- Значит, понимаешь меня?..
Навна неопределенно повела плечами. Мне казалось, что если бы мы были на реалити-шоу, и мой монолог слышали во всем мире, рыдали бы не просто девочки, рыдали бы целые города. И одновременно я чувствовал себя так, будто откусил особо большой кусок от кактуса, который давно ем.
- Знаешь, я ведь не просто так цепляюсь за эту религию, - грустно пробормотала она. – Эти полгода, что я провела без нее… Ты когда-нибудь питался одними салатами? Пусть вкусная, но всегда холодная, легкая пища. Наедаешься, но не насыщаешься. И вроде бы желудок полный, но хочется есть еще, потому что какое-то чувство голода все равно остается. А сегодня, поднявшись после ритуала, у меня было такое чувство, что я съела добрую тарелку мяса с картошкой, и потом еще целую бадью пельменей. Я была сытая, как никогда, это чувство меня просто переполняло. Я, не при тебе будет сказано, плясала от ощущения радости, ощущения силы. В смысле, тонуса. Знаешь… Я смогу жить так, как живут обычные девушки. Смогу гулять, читать, заведу семью, рыбок, машину куплю… Но никогда не буду этим сытой. Не буду до конца счастливой.
Короче, меня побрили, хотя я уверен, что некоторые дамы о таком предложении только и мечтают. И я как раз закончил с последней раной. Пожалуй, именно сейчас я убедился в том, что моя любимая девушка умерла час назад, грудью защищая старую подругу. О мертвых либо хорошо, либо ничего, но даже без этого она была прекрасной. Светлая ей память.
- Спина готова. Дай спереди глянуть, вдруг еще где подлатать нужно.
Навна повернулась ко мне, и меня бросило сначала в жар, потом в холод. Потом я стал оседать на пол. Она звала меня по имени, трясла за плечо, кричала, но все было тщетно - мой "приход" уже начался. Я смотрел на нее и вместо девичьего лица видел обтянутый черной кожей череп в клубе красного дыма. Не то глаза, не то огни желтого цвета смотрели на меня с прищуром, и это было кошмарно. Я чувствовал, как этот взгляд пригвоздил меня к месту и словно пытался залезть под кожу сразу в нескольких местах. Беспрестанно скрежеща большими зубами, череп приблизился ко мне вплотную. Готов был не верить в его реальность, несмотря на явное ледяное дыхание, но тут мою челюсть сжало, будто в тисках, и дернуло вверх.
Я распахнул глаза от неожиданности и больше не смог даже моргнуть. Череп этот пилил меня взглядом - глаза в глаза - так, что я начал чувствовать боль. Он словно рывками запускал пальцы в мое сознание, не меняя его, но оставляя мерзкие отпечатки. Когда первая боль прошла, я смог сфокусироваться на его глазах. То, что я разглядел и почувствовал, еще долгое и долгое время преследовало меня, заставляя оглядываться на улицах и засыпать только с дозой снотворного. Я глядел в очи монстра. Существа могучего и бесконечно древнего. Моего человеческого тщедушного разума просто не хватало на то, чтобы охватить хотя бы половину его сущности. Чем больше я смотрел на него, тем больше меня покрывали странные видения. Сознание, надеюсь, все же оно, являло картины и сцены, но все как одни - позади этого черепа.
Первое, это Небытие. Неописуемое пространство вне жизни, без времени, места и даже воздуха. Это как падение вниз, туда, где нет дна. Ничего нет. А потом появился Зов.
Пещера, на стенах которой играют тени, на полу кости, кровь, и где-то за этим черепом злой, торжествующий человеческий смех. Тот, кто смеется, падает на колени, и я ощущаю, как в жилах начинает бурлить... Нет, не кровь. Сила.
Храм и люди, будто в молитве склонившие головы. Их становится все меньше. Бесконечное чувство голода.
Вспышка - Небытие, вспышка - наша планета Земля. И так несколько раз. Это попытки остаться здесь. И слабость.
В глаза темнеет, тело словно... Нет, не словно! Тело рвет на части, я чувствую каждый отрываемый кусок мяса, разрыв мышц, а кровь будто кто-то стремительно высасывает.
Небытие.
Трупы, залитые кровью под кронами высоких деревьев, начинают стенать и шевелиться. Люди оживают, пугаются этого, но быстро переходят с удивления на ликование. Вновь ощущение силы.
Нет картин. Лишь ощущение голода. Оно не обычное, не проходит. В нем просто пропадают столетия. И иногда, как вдох после долгой задержки дыхания, чей-то шепот, облегчающий чувство голода. Я слышу журчание, знаю, что это кровь, но ничего не могу понять, куда она стекается? Она несет облегчение.
Безпространство. Нет, не Небытие, что-то между ним и нашим миром. Это своя ячейка, имеющая право на существование, выбившая его для себя. А под ладонями ощущение копошения: каждое - человеческая жизнь.
Душераздирающий человеческий крик. Язык мне непонятен, но точно понимаю, что молят о пощаде, свободе. Из-за черепа мне нечего не видно, но после предсмертного крика в поле моего зрения попадает взметнувшаяся длинная рука. Скорее, это кости, обтянутые обугленной черной кожей. В ненормально длинных пальцах с длинными когтями зажато что-то, что мне не разглядеть, но я четко знаю, что это секунду назад было человеческой жизнью. Это "что-то" от одного движения впитывается в руку, и на заметно разгладившейся коже проявляется вязь белых рун, повторяя рисунок скелета. Голод отступает, но появляется слабость. Под ладонью пропало одно маленькое копошение.
Затем появился наш мир, но какова история с его участием, мне узнать не довелось. Давление на челюсть спало, череп медленно отдалялся от меня обратно к Навне. Я чувствовал, что теряю сознание, но во все глаза пялился на него, стараясь запомнить на всю жизнь. Янтарный огонь глазниц, темная, обугленная кожа, клубы дыма, переходящие в капюшон запятнанного кровью плаща. Вот он какой, Бог моей подруги. Существующий, не выдуманный. Необузданная разумная сила, которая нашла выход в наш мир через человека, и теперь держится здесь за его счет. Бог раскрыл рот и я, испытав невыносимую боль, потерял сознание.
***
Очнувшись лежащим на полу, я застал Навну штопающей свою рану на ноге. Залитые кровью джинсы она закинула на стол, а сама удобно устроилась она грязном полу.
- Какие трусики!
Это была не первая моя мысль, но озвучить удалось лишь ее. Конечно, видения видениями, но реальная Навна в кружевном белье - это куда лучше страшного божества.
- Тест на мужика, называется, - недовольно отозвалась она. - Перед тобой девушка в крови, трупы в соседней комнате, а тебе все трусики.
- А ты опять делаешь неровный шов.
- Уже сделала, и так заживет. Что с тобой было?
Я рискнул резко сесть и не почувствовал никакой боли и дискомфорта. Даже от прошлых тумаков. Это радовало, только глаза болели и... были влажные.
- Я что, плакал?! - я на всякий случай проверил еще, не мокрые ли штаны, а то мало ли к чему приводят такие плотные контакты с чужими богами.
- Ты очень долго валялся с открытыми глазами, и они даже с усилием не закрывались.
Я представил свою подругу, с борьбой натягивающую мне веки на глаза, и быстро ощупал лицо на предмет целостности.
- Чтобы не подсыхали, я смачивала их водой, - повела плечом Навна и, видя мою ехидную улыбку, поспешно добавила: - Я так своему котику делала, когда он от наркоза отходил после кастрации.
Я не стал смущать ее проверкой собственных яиц и, вспомнив все то, что довелось пережить, помрачнел. Сейчас я уже не был так уверен в тех впечатлениях, что были у меня до потери сознания. Этот Бог все-таки существует? Он был человеком, и стал кровожадным монстром после древнего ритуала? Он был силой, которую человек призвал и захотел приручить? А может он - это единение нашей расы и того, чего мы еще не постигли? С каждой новой мыслью я решительно путался.
- Что ты видел?
Мне искренне не хотелось ей ничего рассказывать. Не то, чтобы я считал, что это между нами, мальчиками, должно остаться, но вряд ли она обрадуется. Решение пришло в виде лаконичности.
- Навна, хорошо, что сидишь. Я видел твоего Бога.
Хорошо, что я тоже сидел! Ее реакция была непредсказуемой: подскочив на ноги, она бросила иголку и завизжала на весь дом, хватаясь за голову.
- Ты не мог! Ты не мог! - кричала она, топая ногами.
Я преодолел желание крабом отползти куда-нибудь подальше и терпеливо ждал, когда эта буря стихнет. Она стихла с первыми слезами.
- Ты же врешь, да? - она смотрела на меня с такой детской надеждой и обидой, что я не сразу ответил.- Ты не мог Его видеть же. Ты же атеист до мозга костей.
- Почему тебя это так расстроило?
- Потому что Он вернулся, вернул МНЕ жизнь! Почему он показался тебе? Я всю душу вкладывала в свои молитвы, но он явился тебе. Почему, я спрашиваю?
- Все претензии к нему, пожалуйста, - я тоже не удержался и прикрикнул на нее, но потом смягчился. - Почему ты не сомневаешься, что я видел именно его, твоего Бога?
Тут пришла ее очередь бороться с желанием уползти. Вопреки ожиданиям, ни через минуту молчания, ни через две, она говорить не начала. На третьей минуте я понял, что за ней последует еще и четвертая, и десятая, и, возможно, сегодня я ее больше не услышу. Вздохнув, я подошел к ней, бесцеремонно усадил на стол, распорол неаккуратно зашитую рану и начал штопать ее по-новой. Когда работа была закончена, и я потянулся за ножницами, она неожиданно обхватила мое лицо горячими ладошками и прижалась губами к темечку.
- Мой Бог хочет твоей смерти, - тихо прошептала она. – Я услышала его после того, как ты потерял сознание. Он хочет твою жизнь себе.
Я выпрямился, и она прильнула ко мне, едва не обвивая ногами.
- Что, я стал куда симпатичнее, когда пришло мое время умирать?
- Дурак ты…
- Думаю, это переводится как «да».
Уж не знаю, что этот Бог во мне такое разглядел, что ему понравилось, но мне было совершенно не весело и нисколько не льстило то, что он хочет заграбастать меня, хотя бы частично, к себе.
- Даже не знаю, что спросить: «Почему?» или «Почему именно я?».
- Скажи, он говорил с тобой?
Я вспомнил массу приятных ощущений, связанных с его приоткрывшимся ртом, и поежился.
- Нет. Только открыл рот, и я вырубился.
- Твоя душа сильная, - помолчав, ответила Навна. – Она не пустила Его к тебе. Считай – защитила. Услышавшие Его глас в конечном итоге присоединяются к Нему, или их души становятся его собственностью нашими руками. С теми, кто не достоин, Он никогда не заговорит. Это хорошая новость.
Я впал в крайнюю степень уныния.
- Я, конечно, догадываюсь, но все же - а какая плохая?
- Возжелав душу, Бог не отступится от нее. Никогда, пока не заполучит.
- У вас тут самая интрига, ребята, но мясовозы приехали, а вы еще гномов садовых не поделили.
Я же говорил, да, что Хейк гений? Убеждаюсь в этом каждый раз, когда ему удается вклиниваться в середину важного разговора без вреда для обеих сторон.
***
Трупы были сгружены, вилла – измародерена вдоль и поперек. Для каждого из нас была пригнана машина, и я был, честно сказать, удивлен, когда вместо черных тонированных Мерседесов я увидел самые обычные семейные машинки веселых цветов. Как пояснила Алиса, кортеж из черных Мерседесов и фургонов с трупами может себе позволить только президент, а нам и без того сегодня внимания хватило.
- Отсчет пошел, язычница, - отсалютовал Навне Рикардо, и отчалил, одарив всех на прощание улыбкой во все клыки.
- Что за отчет?
- Мы с ним поспорили, кто первый выследит Влодека и измучает его до смерти, - с довольной ухмылкой пояснила Навна, - В случае, если во время пыток появляется вторая сторона спора, будет бой за право убить цель.
Алиса даже отвлеклась от распоряжений, чтобы поаплодировать. Следующей домой отправилась Прим, клятвенно мне пообещав взять отпуск и провести его со всей своей многочисленной семьей. Я искренне переживал за ее здоровье. Особенно мне не нравилось, что она прихватила с собой несколько картин – они ведь висели в доме, где ее замучили бы до смерти, если бы не всякие Боги, да всякие живодеры.
- А ты знаешь, - вроде бы мне, и в то же время самому себе сказал Хейк. – Какао – вкусный напиток. Даже вкуснее некоторого коньяка.
- Ой, друг, - я скривился так, словно проглотил жабу, политую скипидаром. – Не вздумай влюбляться в подругу детства. Лучше сразу серпом по яйцам.
- Совсем ты, Гордон, двинулся. Я тебе как запойный алкоголик, открывший для себя новый вид водочки, говорю, а ты все про свою бабу. Слушай, если сейчас точки над всеми буквами не расставите, тебе будет не серпом, а тупым лобзиком по яйцам, и очень долго. Так что бывай.
Хейк хлопнул меня по плечу, расцеловал девчонок и тоже уехал. Мы все переглянулись.
- Нет, что вы, я совсем не стою у вас над душой, - ядовито улыбнулась Алиса, и демонстративно стала прохаживаться вдоль оставшихся машин. Как человека меняет рабочее положение – весь вечер сидела такая сучка интеллигентная, а сейчас стала еще и борзая. Но да не мне гнать на человека, который спас наши задницы. Комбо какое-то получается, быть спасенными дважды за одни сутки.
- Навна.
- Что?
- Ты сказала, что слышишь его. Бога. Что он возжелал мою душу и не отступится. Так?
- Так. Знаю, про что спросить хочешь. Да. Я буду жить с голосом в голове, который будет двадцать пять часов в сутки просить у меня крови лучшего друга. И другая его не будет устраивать, как прежде.
- Долго ли так проживешь?
- Он ее не получит, - голос Навны изменился, стал твердым и даже злым. – Это мое решение.
Я тоже кое-что хотел ей сказать, и это не было столь самоотверженным и светлым.
- А я вот хочу тебя предупредить: держи под контролем свои ритуалы и религиозные обязанности. Хоть одно лишнее убийство, хоть один шаг поперек мне – я сожгу тебя. Я уже все продумал, может ты и регенерируешь, но из пепла тебе не восстать. Ваш бог такое не продумал.
- Ты же не думаешь, что я не буду защищаться? Кишка у тебя тонка. Я тебе покажу потом, когда вытащу.
Я посмотрел на нее. От обиды, у нее левая часть верхней губы поползла к носу, а в целом на гримасу смотреть было страшно. Моя любимая девушка умерла, отношения с давним и лучшим другом натянулись, как тетива лука, а мой враг теперь предупрежден, и будет ждать. И все это уместилось в одном человеке.
- Если будешь так угрожать, я поселюсь в твоей квартире, и твой Бог выебет тебе весь мозг за то, что ты на меня руку поднять не можешь, когда я беспробудно и беззащитно сплю под твоим же одеялом.
Навна нервно рассмеялась. Все же, я не хотел расставаться с ней в самых худших чувствах. Когда она села в машину, я подошел и жестом попросил приоткрыть окно.
- Ты ведь мне так и не веришь, что я видел его?
- Не верю.
- Ну ладно. Имя твоего Бога – Джашин.
Ее лицо надо было видеть. Эти глаза как блюдца, нет, как тарелки, были просто как Рафаэлло – вместо тысячи слов. И такие же круглые. Машина тронулась и уверенно стала набирать ход, несмотря на жутко истерические вопли, раздающиеся в ней. Я не удержался от мании оставить последнее слово за собой.
Конец ?
_________________________________________________________________
Пояснения к религии Джашина:
читать дальшеДжашинкьё (ジャシン教, "Вера Джашина") — вера, которая ненавидит всё, что меньше смерти. Бог этой религии зовется "Лорд Джашин" или "Демон страха" (恐怖の邪神, "Kyōfu no Jashin"). Перед каждым сражением последователи должны молиться, обязаны насильственно убить своих противников и после этого провести кровавый ритуал. Всё, кроме убийства рассматривается как богохульство.
Ритуал:
Этот ритуал позволяет причинять какие-либо повреждения своему телу, которые тут же отражаются на противнике.
Вначале на земле кровью рисуется символ Джашина – треугольник в круге. Церемония ритуала начинается тогда, когда язычник пробует кровь противника. С использованием крови, его тело приобретает черный цвет и на нем, а так же на лице, появляется белый контур скелета. Затем, находясь в пределах символа, любое повреждение, нанесенное язычником себе самому, будет также чувствоваться противником, чью кровь он использовал. Если он выйдет из круга, связь оборвется, и противник сможет атаковать его без вреда для себя. Если язычник выигрывает сражение, он заканчивает ритуал тридцатиминутной длинной молитвенной церемонией, лежа в центре символа. С этим процессом его тело начнет терять скелетный контур, и восстанавливает свою естественную внешность.
Взято из разных интернет-источников
Картинка, подтолкнувшая к этому рассказу